Шведский фильм Вторая жизнь Уве (2015)

Где-то с неделю назад глянул я собравший довольно неплохие рейтинги фильм Вторая жизнь Уве (A Man Called Ove, 2015), будучи совершенно не знакомым со шведским синематографом. Кино мне весьма понравилось, хотя и оставило, признаюсь, странноватое послевкусие.

Гротескное само по себе сочетание идиллических и романтических «соплей», будто нарочно выпученной дежурной для Европы культурно-политической повестки и элементов драмы (местами довольно жёсткой) упаковано здесь, надо признаться, довольно органично и «съедобно». В общем, хорошее впечатление, хотя я и оставил написание заметки на потом, дав сознанию в фоновом режиме переварить увиденное. :)

Так вот, приятно, что канвой фильма, несмотря на постоянно возникающие вставки с реминисценциями и жанровую кашу («комедийная драма»), оказался целостный и внятный нарратив, а не ломаные зигзаги сюжетных линий, о которых приходится иной раз спотыкаться. Сценарист, должно быть, профессионал с хорошим воображением и умением рассказывать истории на бумаге. Но всё оказалось проще: фильм режиссёром Ханнесом Хольмом снят по роману шведского писателя (Фредерика Бакмана).

Впрочем, бумажный роман (который я не читал) надо ещё суметь преподнести.

Думаю, совершенно ни к чему подробно пересказывать сюжет. Подсветим лишь некоторые моменты. Для начала, здесь можно увидеть детали, по-своему цепляющие, но специфичные, как мне подумалось, для шведского социума и не столь понятные в другом контексте. Например, автомобильный фетишизм: главный герой, идя по стопам отца, боготворит Saab (автоконцерн, кстати, обанкротился и был выкуплен производителем электрокаров). Тогда как его друг по жилищному кооперативу ездит на Volvo. Этот маленький, казалось бы, штрих является источником постоянного раздражения для главного героя. Вроде и не Бог весть какой камень преткновения — однако формально разлучил двух лучших друзей. Такой сюжетный поворот видится, по крайней мере, мне как российскому зрителю совершенно дикой вещью — а в Швеции подобное, как оказалось, возможно.

Явным образом подчёркивается и общая для стран Европы (точнее даже, Евросоюза, куда Швеция входит) повестка: это беженцы из африканских и азиатских стран, «мульти-культи», те же самые геи, в конце концов. Разве что с феминизмом как-то недоложили порцию. :) Вместе с тем, все эти навязчивые декорации вписываются в картину довольно гладко и удивительным образом не мешают.

Не мешают даже кажущиеся на первый взгляд совершенно механическими и наигранными и более крупные сюжетные «швы».

Главный герой, Уве, в «молодой» своей версии — «нерд»-механик, который, казалось, способен общаться лишь с неживыми предметами, в которых души не чает. Однако в поезде происходит судьбоносная встреча с девушкой (читающей Булгакова, кстати!), которая почему-то воспылала любовью, хотя ничего общего между ними, казалось бы, объективно нет: ни по интересам, ни по характеру, ни по социальному габитусу. Режиссёр не устаёт подчёркивать, будто нарочно издеваясь над зрителями и самими героями, что им просто не о чём и незачем общаться. Тем не менее, каким-то чудом свершается лавстори. Может, для Швеции подобный кажущийся «извращённым» сюжет — что-то вроде вполне привычной живой нормы? :)

Другой бросающийся в глаза несколько неестественный момент — это новые соседи состарившегося Уве. Приезжая молодая семейная пара выглядит на грани социальной карикатуры (т.е. «нормативной», как бы со знаком плюс): беременная третьим ребёнком жена — беженка из Ирана с пробивным характером — и её полная противоположность — незадачливый муж из местных, всю дорогу выглядевший её безвольной тенью.

И наконец фигура самого Уве, показанная, прямо скажем, странным и не лучшим образом, несмотря на то что он «хозяин дискурса» и центральный персонаж. По сути, нарисован всеми помыкающий «унтер Пришибеев», которого раздражают буквально все и который не может даже повеситься [простите, зароскомнадзориться 🙂]. Впрочем, свести счёты с жизнью ему мешает не отсутствие силы духа, а каждый раз возникающие и выглядящие подчас неправдоподобно комичные внешние обстоятельства.

По задумке режиссёра на фигуру работящего шведа Уве, как на новогоднюю ёлку, навешиваются дежурные европейские культурные императивы, один за одним: жена соседа — беженка с тремя детьми, едва владеющими шведским; официант в донерной — нетрадиционной сексуальной ориентации, который спасается от своего отца, ненавидящего геев. Даже кошку, на которую он постоянно шипел, Уве пришлось приютить. Как бы за тенью старика Уве персонажи преображаются, так или иначе достигают своих целей и интегрируются в социум «более лучшим» образом.

Впрочем, сам Уве своей трагичной цели тоже достигает.

Интересно, почему история не завершается полным хеппи-эндом. С одной стороны, таким образом будто демонстрируется эгоистичность самоубийства. Мол, вот так безответственно — не надо. А как надо? «сам погибай, а товарища выручай». Только в товарищи Уве набиваются какие-то странные и ментально чуждые ему персонажи. Дескать, меняй оптику, Уве, к тебе по разнарядке пришла толерантность. Будь любезен, обслужи, исполни гражданский долг — а потом и делай с собой, что хочешь.

Короче говоря, так и просится написать, что на символическое место Уве режиссёр наметил того самого «белого гетеросексуального мужчину» — конкретно тебя, дорогой зритель. Однако чувствуется, что весь этот политкорректный дискурс — это лишь первый смысловой контур, фальшпанель, которую просто неприлично не ставить согласно модному ТЗ. Ведь, в конце концов, напичканное трюизмами кино бы отвращало, в то время как история-то получилась очень милая и трогательная.

Вторая «фальшпанель», уже куда более человеческая и вызывающая эмпатию к персонажу, — это совершенно прозрачный лейтмотив любви к умершей жене, разумеется.

Но есть ещё и третий (и я полагаю, основной) контур: всё же сложно не заметить, что здесь показана драма человека, который за свою долгую жизнь так и не реализовал свою собственную родительскую миссию. Кажется, именно этот «вытесненный» (в психоаналитическом смысле) доминирующий лейтмотив сквозит из каждого поступка героя, формируя в конце концов его резкий характер. Думаю, даже ссора с другом — соседом по кооперативу разворачивается, в конечном итоге, не вокруг автомобилей.

Вот и выливается жгучая фрустрация главного героя в виде яда на всех тех, с кем он общается и взаимодействует. Ведь у них, несмотря на всю их вроде бы несуразность, беспомощность и неуклюжесть, — получилось. И трагедия-то в том, что винить, на самом деле, некого. Поэтому никакой «второй жизни» главному герою действительно не остаётся; отсюда просто нет выхода, можно лишь сгладить травму. Какими социальными декорациями ни обставляй сюжет — это всё не будет иметь значения.